← главная поляна тигров

опалая листва шуршит под лапами, расстилаясь ярким ковром красно-жёлтого цвета, но перистая не сводит глаз с линии горизонта.

все её мысли — не здесь.
все её мысли всё ещё возле отца.

она перебирает каждую догадку и предположение, как перебирает целебные травы: внимательно и с упрямством, пытаясь найти ответы, которые никак не приходят в голову, но ни один не находит и хмурится лишь сильнее, снова и снова называя себя бестолковой и ещё такой слабой. перистая говорит себе: сейчас ты встретишься с ястребинкой и она поможет. сейчас ты снова увидишь отца, и боль в груди станет хоть чуточку, но легче. сейчас ты-

обрывает саму себя, как-то нервно дёргая головой —
нет.

никакого волшебного средства не существует, никаких подачек даже от духов сумрачного леса ждать не стоит — она должна разобраться со всем сама, даже если ей очень, очень страшно. этого бы от неё ждала (и всё ещё ждёт) ястребинка. этого же хотел бы отец.

и перистая смаргивает наваждение, делая глубокий вдох и протяжно выпуская воздух из лёгких, пытаясь заставить собственное тело слабо подрагивать осиновым листом на ветру, но сердце в груди не перестаёт биться чуть быстрее, как не перестаёт и сбиваться со своего ритма, и кажется, словно ему слишком тесно в грудной клетке.

на подходе к суходреву она ощущает уже хорошо знакомую ей прохладу, и тумана под лапами становится чуть больше. он поднимается мягкими клубами от каждого её шага лишь для того, чтобы вновь расстелиться сизой дорожкой, но глаза перистой ни на секунду не отводятся в сторону. ветви сухих деревьев вокруг склоняются к земле, образуя витиеватые переплетения, и на секунду перистая смаргивая, замечая вдали, у самых камней, силуэт.

ненароком путает его с духом сумрачного леса, потому что он слишком ладно и складно вписывается в общий пейзаж, но, втянув воздух носом, узнаёт знакомый запах, уже хорошо ей известный, и сразу становится словно чуточку легче.

— дымогрив! — мяучит она негромко, но так, чтобы он услышал, и не сразу замечает неладное и непривычное: подле него нет перепёлки. только спустя несколько секунд взгляд обводит округу, и выражение лица становится почти любопытным, когда перистая подходит ближе, мягко улыбаясь и всматриваясь в глаза дымогрива. — ты сегодня один?

она не спрашивает в чём причина, не наседает с вопросами и прикусывает свой язык, думая, что может сболтнуть что-то ещё и узнать то, чего ей знать не стоит, а потому обходится безобидным вопросом. осторожно присаживается напротив, обвивая хвостом лапы, и немного расслабляет напряжённое тело, позволяя себе ненадолго выдохнуть.

— как твои дела? у львиного племени всё хорошо? — с искренней надеждой спрашивает она, потому что всегда была той, кто не понимал пустых разногласий и склок, и от чистого сердца желала лучшего для каждого, кто того заслуживал, как и для самого дымогрива, пусть и винила себя за излишнюю наивность: где-то глубоко в душе перистая осознавала, что так не бывает, и понимала необходимость быть жёстче, смотреть на мир прямо и без прикрас, но сама отрицала это, будто боясь, что станет бессердечной и слишком холодной.

у перистой проваливается сердце. она чувствует, как оно опускается к самым лапам, как кожа под шерстью покрывается мурашками точно маленькими еловыми иглами, и она распахивает свои глаза ещё больше, поджимая губы и прижимая уши к макушке.

— мне жаль, дымогрив… — выдавливает она, заглядывая в его глаза с искренним сочувствием. перепёлка была хорошей кошкой, и не менее хорошей целительницей — она нравилась перистой, и её потеря — это не просто гибель врачевательницы, но что-то большее.

«мы остались вдвоём» — звучит почти как приговор, но вместе с тем и поддержка, и перистая слабо улыбается, отводя глаза в сторону, впериваясь взглядом в сухой ствол священного дерева.

его изогнутые ветви тянутся вверх точно когтистая лапа, и оно впервые кажется ей каким-то инородным и чужим, но она сразу же отгоняет эти мысли, не давая им развиться дальше.

«почему вы забрали их?» — думает она. «почему сейчас?» — задаётся вопросами, зная, что ответов на них не получит. не обвиняет, но просто не понимает, и надеется, что там — среди туманных мшистых троп вечного полумрака — они найдут своё место.

— если тебе нужна будет помощь — любая, не важно какая, — пожалуйста, не стесняйся обращаться. я постараюсь сделать всё, что будет в моих силах, — вопреки внутренним чувствам, её голос звучит уверенно, почти твёрдо, и на секунду перистая даже забывает о собственной трагедии.

забывает до тех пор, пока дымогрив не спрашивает всё ли у них в порядке.

свежие воспоминания моментально возвращаются в памяти, вспыхивая яркими картинками, и перистая крепче обвивает свои лапы хвостом, будто пытаясь удержать себя.

вдоль всего хребта пробегает холод, ощущающийся электрическим разрядом; она чуть хмурится, прикусывая собственный язык, и старается выглядеть сильной, старается держаться изо всех сил, чтобы не показаться слабой, но внутри медленно разрастается пустота, и в сердце неприятно ноет и начинает болеть. наверное, так будет ещё долго, и когда она ощутила облегчение от того, что ястребинка назвала её имя пять лун назад, она и не думала, что быть целительницей окажется не менее сложно, чем воительницей. не физически, но морально и душевно, потому что смотреть на страдания близких, даже тогда, когда знаешь, что ничего не можешь сделать, было в тысячи, миллионы раз болезненней, чем получать раны.

— сегодня нашли тело о- — тут же запинается, поправляя себя. — чертополоха. племя прощается с ним, на рассвете его похоронят как и подобает, и морошка выберет нового глашатая, — она вновь поднимает глаза на дымогрива, пытаясь придать своему лицу сдержанности и спокойствия, но едва подрагивающие усы и нахмуренность выдают все её тревоги и бесконечную скорбь, которую она не может выплеснуть наружу ради других. — я думаю, что он отравился, потому что внешних признаков травм нет, но не знаю как именно. будьте тоже осторожны, попроси своих соплеменников быть внимательнее во время патрулей. нам нельзя терять ещё кого-то.

перистой кажется до страшного забавным то, что в один день оба племени потеряли кого-то ценного — целителя и глашатая, — и невольно она задумывается о том, какой же план у сумрачного леса. знает, что духи не виноваты в смертях; знает, что они обязательно им помогут; но не может перестать перебирать ворох мыслей, теряясь в догадках и предположениях.

ястребинка всегда говорила ей, что есть вещи, над которыми мы не властны. что некоторые события происходят не из-за кого-то, а потому, что должны произойти, и перистая не может перестать спрашивать себя что же такого должно случиться, что всё обернулось вот так. к чему в итоге всё это приведёт и не случится ли что-то ещё плохое, и хотя старается подготовиться к скорой встрече с сумрачным лесом, не может обуздать собственные волнения и полноценно собраться, заставив сердце в груди не биться так часто и громко.

— спасибо, — негромко отзывается она, выдавая мягкую смущённую улыбку: это всегда казалось странным — принимать соболезнования от окружающих, даже зная, что они не облегчат боль. — если вам понадобятся травы — я с радостью поделюсь своими запасами.

потому что перистая не задумывается ни о возможном конфликте, ни о том, что если болезнь и зараза действительно существуют, то это может спровоцировать два племени и заставить их вновь оказаться на грани.
всё, о чём она думает — скольких получится спасти и уберечь;
скольким она сможет помочь.

когда дымогрив задаёт первый вопрос, перистая навостряет уши. её взгляд непроизвольно переместится к кривому сухому стволу дерева, возвышающемуся над крупными камнями, поросшими мхом, и на секунду она о чём-то задумается.

кончик хвоста слегка дрогнет, глаза будто подёрнутся пеленой, но она возвращается в реальность так же быстро, как и выпала из неё, заставляя себя оторвать своё внимание от суходрева и вернуть его на львиного целителя.

— я только надеюсь, что это не что-то плохое, — почти наивно отвечает она. — не хочу терять ещё кого-то из близких, и чтобы кто-то терял своих, — ястребинка всегда говорила, что её доброе сердце вовсе не слабость, но искренне беспокоилась, что она не сможет управлять им так, как это было бы правильно, и перистая старается взять себя в когти.

на какое-то время она задумывается, вспоминая собственное посвящение, которое также прошло без участия ястребинки, и вместе с некоторыми волнениями чувствует и приятную грусть, пожимая плечами.

— мне было очень страшно, — честно признаётся она почти шёпотом, и добавляет не громче: — да и сейчас тоже страшно, — делает короткий вдох и медленный выдох, фокусируясь на мордочке дымогрива. — но я думаю, что это нормально. не важно, боишься ты или нет, ястребинка всегда учила меня всё равно идти дальше, поэтому я стараюсь сосредоточиться на том, чтобы научиться всему как можно быстрее, — она чуть усмехается, поднимая уголки губ вверх, и склоняет голову набок. — знаешь, ты ведь старше меня, поэтому это мне логично обращаться к тебе за помощью и советами.

по спине пробегает холодок от неожиданного порыва ветра, поднимающего сухие листья с земли и едва разгоняющего туман под лапами, который тут же вновь ложится светлой пеленой. перистая едва ёжится, ведя усами, втягивает воздух носом и поднимает голову на небо: половина луны ярко горит на тёмном полотне, разрезаясь лишь ветвистыми деревьями.

— нам пора. не беспокойся, дымогрив. ты обязательно со всем справишься, — поддерживает целителя перистая, поднимаясь с места, и ловкими движениями запрыгивает на огромные камни, замирая возле суходрева. сделав глубокий вдох, она опускается на твёрдую поверхность.

перистая знает каково это — когда в твоей голове и на кончике языка вертятся вопросы, но нет никого, кто мог бы дать на них ответы.
когда машинально оборачиваешься через плечо, чтобы найти глазами того, кто был рядом, помогая и поддерживая.
когда хочешь радостно выкрикнуть «смотри, у меня получилось!», и увидеть в ответ подбадривающую улыбку.

но всякий раз, ровно за мгновение до, вспоминаешь, что больше не услышишь того самого голоса, не увидишь тот самый взгляд, и не получишь успокоения, и одёргиваешь себя, сильнее стискивая зубы.

она смотрит на дымогрива снизу вверх, понимая, что что бы она не сказала, этого едва ли хватит, чтобы развеять сомнения; потому что болеть не перестанет даже со временем, и потому что всё, что она может ответить, уже наверняка кто-то другой говорил ему.

— мы справимся с этим, — говорит она одновременно и ему, и самой себе. — вместе. и будем помогать друг другу. хорошо? — и перистая чуть улыбается, вбивая собственные слова в подкорку разума.

справятся. они обязательно справятся.

её тело начинает расслабляться, но она всё же чуть приподнимает голову, взглядом прослеживая за движениями дымогрива.

— в туманной низине, — и ненароком перистая думает, что лучше бы морошка не возвращала им эту часть территории. может, тогда бы отец остался жив. она не винит её и понимает — правда всё понимает, но собственные тревоги и переживания разъедают её изнутри. — но даже если там и были какие-то ядовитые травы, чертополох не стал бы к ним подходить. он вообще не люби посещать целительскую и иметь с растениями каких-то дел — всегда до последнего оттягивал, прежде, чем показаться ястребинке или мне. думаю, патруль, который морошка отправила для исследования территории, уже давно вернулся в лагерь, поэтому я буду знать чуть больше когда сама вернусь, и если будет нужно — тоже туда схожу.

она снова и снова прокручивает в голове события сегодняшнего утра, вспоминая отсутствие каких-либо симптомов и видимых повреждений, и опять начинает корить себя за незнание и отсутствие опыта.

— пожалуйста, ястребинка, ты очень мне нужна, — думает она, вспоминая, что прошёл уже не один день с тех пор, как прошлая целительница племени посещала перистую во сне, и она надеется увидеть её этой ночью.

с губ срывается короткий выдох, и она снова опускает голову на свои лапы, обвивая свой бок хвостом и выравнивая дыхание.

всё будет в порядке. всё обязательно будет в порядке.

— готов?